Внимание! Статья, как и "Книга крови", содержит элементы 18+.
***
Что надо знать читателю о Клайве Баркере до того, как открыть первый том «Книги крови»? Он чудаковат, талантлив, гомосексуален и честен. Именно в таком порядке. Сначала вас очарует стиль. После вы обнаружите, что нетрадиционно ориентированные помыслы и действия персонажей относятся и к сексуальной сфере тоже. Наконец, вы поймёте, что для автора это норма, и он вовсе не собирался никого эпатировать. Наоборот, он искренен во всём. Именно это его качество позволяет описывать странные, похабные, безумные и даже жуткие вещи естественно, противореча, пожалуй, лишь наиболее строгим нормам общественного этикета и персонального воспитания. К. Баркера можно упрекнуть в отказе от вежливости по отношению к ортодоксам, но отказать ему в таланте никак нельзя.
***Книга крови
Открывающий сборник рассказ больше похож на чрезвычайно образную, эмоциональную и чувственную зарисовку, чем на полноценное и самостоятельное произведение. Это пролог или, если хотите, эпиграф, написанный самим К. Баркером не только к первому тому, но и ко всем «Книгам крови». Это пробник, проверка совместимости: созвучны ли вы автору, пойдёте ли за ним следом? Прочтите и определитесь самостоятельно. Здесь представлены почти все его особенности, причём в дозе и концентрации, приемлемой большинству.
История очень проста. Женщина-парапсихолог исследует юного симпатичного медиума и его откровения, даже не подозревая о том, что тот её хочет и дурачит. Но однажды им попадается действительно особое место, изъян в мироздании. Трещинка меж двух миров, оставленная жестокостью, насилием и пороком. Духи мёртвых замечают странную пару, вмешиваются и меняют жизнь их обоих. Активного действия нет, сюжет движется лишь описаниями ситуации и переживаниями этих двух персонажей.
Тягучий, обволакивающий стиль подобен медленно ускоряющемуся к финалу водовороту и страшному сну, ставшему явью. «Низвержение в Мальстрём» Э. А. По, только вне законов и убеждений материализма. Автор не делает тайны из того, что медиум не настоящий. Ему важна не интрига, а противопоставление живых и мёртвых. Два мира с разными законами бытия существуют параллельно – и вдруг мимолётное соприкосновение, локальный перпендикуляр, пробой изоляции. Мгновения безумия, в которые уместилось множество жизней.
Анормальность здесь ещё предлагает полюбоваться собой со стороны, а читателю позволено остаться вне налетевшего с ясного неба торнадо, сторонним наблюдателем. Автор предупреждает: ещё не поздно закрыть книгу и уйти, оставив её на полке. Ведь в ней так много крови и боли. И тайного знания, и запретного наслаждения, что несут раны. Ты не узнаешь ничего, оставшись нормальным – и не останешься прежним, узнав. Дальше будет больше, ведь смерть – это ещё одна стихия мира.
Женщина полжизни ищет в других то, что на самом деле сокрыто в ней самой. Юноша использует её, не подозревая, что им самим в любой момент могут грубо воспользоваться. Натянуть, как малую перчатку, а после в бешенстве сорвать, скомкать и бросить. Две личности и два мира, отделённые друг от друга призрачной гранью. Мечта и расчёт, похоть и любовь, жизнь и смерть. Разновозрастные мужчина и женщина, живые и мёртвые – разделённые моралью и законами бытия, но изо всех сил тянущиеся друг к другу. Наконец, момент истины: ты мой. Неужели навсегда?
***Полночный поезд с мясом
Первый шок-контент сборника. Неуловимый маньяк в ночном метро Нью-Йорка, бессильные полицейские, возбуждённые СМИ и людские кривотолки. И разочаровавшийся в американской мечте еврей Кауфман, ещё недавно бывший восторженным романтиком. Удивительно ли, что сюжетные линии молодой жертвы и старого хищника ведутся параллельно, а после неожиданно встретятся? Нисколько. Но, если вас пугают прямыми слева и справа в лицо, не пропустите третий – настоящий – удар в печень, а следом и добивающий по затылку.
Ужасное рассказа базируется на непредставимом для горожанина в энном поколении подобии мертвеца забитому животному. Да, когда не принимаешь роды у скотины, не выхаживаешь слабого и больного детёныша, не заботишься о нём, не кормишь, не растишь, не убиваешь, не разделываешь, не хранишь, не готовишь и не ешь, это кажется диким. Если ещё дошколёнком с восхищением следил за процессом слива крови (для колбасы) и раскладывания органов по тазам, одновременно жуя срезанные кончики ушей свежеопаленного Борьки, которого утром за ухом чесал, то фокус не удастся. Страшно? Вы ещё медведицу ободранную не видели.
Подробностей описания «мяса» нет. Дано фрагментарное и повышенно эмоциональное восприятие трусящего и тошнящегося персонажа на грани обморока. Движущийся вагон, скудное освещение, тяжёлый нутряной запах, раскачивающиеся подвешенные трупы. Тёмная кровь, белая кость, бледная, чуть желтоватая кожа. Ну да, как свиные туши после опаливания и скобления. После ошпарки в кипятке шкурка была бы беленькой, зато не ужуёшь. Маньяк в теме: знает, как вкуснее. И разрез вдоль позвоночника – английский бекон, однако, будет. Мясник или деревенщина сразу бы заподозрил неладное и насторожился, а вот для Кауфмана пункт назначения оказался полной неожиданностью.
К. Баркер довольно ловко путает оторванного от жизни читателя, петляя по известным из газет и книг маньякам, жрецам и культам. Финал произведения для многих и вовсе оказывается полной неожиданностью, жутким откровением и очередным потрясением. На тот момент тридцатидвухлетний писатель может напугать развязкой подростков – но даже клерки, отдавшие госслужбе первую пятилетку, не удивятся ничему, включая увечье Кауфмана. Всё предсказуемо и снова естественно, и ничего лавкрафтианского здесь, к сожалению, нет.
***Йеттеринг и Джек
Нарочито тривиальное, философское, смешное и грустное произведение. Еврейский подтип чёрного юмора: бытовая мистика, серые будни, странные и страшные в своей жестокости действия и бездействие персонажей, глубоко скрытый подтекст. Не верите? Пересмотрите внимательно и проанализируйте хотя бы пролог фильма «Серьёзный человек» братьев Коэнов. Вспомните рассказ «Демоны» Р. Шекли. Испорченный фэн-шуй, гороскопы из газет и низовая каббала в рамках сознания современного человека и городского фэнтези.
Показан затянувшийся клинч демона и мужчины, главы семейства. Демону необходимо заполучить душу, а смертный будто не замечает его усилий. Тяжело демону, скучно читателю. Кто, наконец, главный герой – Джек или Йеттеринг? Симпатии явно на стороне волшебного существа. Оно живое, эмоциональное и хоть к чему-то стремится. Но так ли прост человек? Автор не слишком долго тянет резину и не боится раскрыть карты задолго до развязки. Ритуал, оказывается, имеет жёсткие правила, и настоящая борьба противников происходит на психическом и волевом планах.
Рассказ чётко делится на два компонента: «грязное бельё» семьи придурковатого обывателя и причудливый, яркий гротеск в исполнении взятой за живое нечисти. Пожалуй, второе не выглядело бы столь комичным без первого. К примеру, возьмись ниоткуда и без длительной подготовки ожившая рождественская индейка, она была бы ничем, смотрелась глупым пшиком. Именно потому и возникла необходимость в фоне и подтанцовке – рутине, жене, кошаках и дочерях Джека. Так используют закадровый смех в телевизионных шоу.
Похоже на то, что имена героев выбраны не случайно. Джек – английский аналог «парня», иванов и фрицев. Йеттеринг мог появиться путём объединения yatter и ring, а также самому yattering. Болтовня, ерунда, банальность. В случае соединения двух понятий ещё и закольцованная. Интересная получается ассоциация относительно смысла финала, не находите? Эпическая битва мужика и банальщины, бабьего мозгоклюйства, рутины. И жертвы, и потери, потери, потери. Смешно и, приняв во внимание гомосексуальность автора, даже грустно. Третье место среди рассказов сборника.
***Свиной кровавый блюз
Название великолепно, причём только в таком переводе: «Свиной кровавый блюз». Просто песня! Ржал до слёз и икоты, представляя концерт этапированной на бойню хрюшки. Но это одна из двух сильных вещей рассказа. Начнём с того, что фактически он является близнецом «Полночного поезда с мясом». Разница лишь в том, что общая и общественная картина сократилась до частной и личной. По сути, опять горожанина пугают свининой. Снова тайный культ, основанный на подмене жестокой реальности причудливым мировидением автора. Считаю, что для сборника из шести коротких произведений существование дубля уже само по себе прокол.
Бывший полицейский устраивается трудовиком в исправительное учреждение для несовершеннолетних мужского пола. Порядки там странные, и новичков явно не любят и не ждут. Хотя стоп, должность-то была, и казённая. Освободилась, что ли? Почему? Автор на этом не заморачивается. Есть на территории свинарник – и заключённым занятие, и мясо своё. Вот про собачек и вышки по периметру почему-то ничего не сказано. Как и про многое другое. Хотя удержать толпу уголовных подростков – вплоть до указанных девятнадцати лет – взаперти не так просто, как кажется. Прямо говоря, автор очень слабо представляет себе устройство и организацию подобных заведений.
Центр мини-вселенной – свиноматка. Ну да, взрослая поросая свинья гораздо крупнее и умнее своих не доживающих до года отпрысков. И взгляд у неё такой бабий и серьёзный. Но автор, видимо, не видел матёрого хряка, бушующего от неудовлетворённого желания. Еды ли, самки – ему всё равно. Он орёт и бросается на решётку, и пытается перегрызть металлические прутья. Ну да, свинья – крупное, опасное и всеядное животное. Но автор, видимо, не разгонял голодных боровков пинками и матом, неся им пожрать в возрасте, когда сам вдвое меньше каждого из них. Не катался на них верхом в ещё более лёгком весе. Ну да, в свиной загородке грязно и пахнет. Но автор точно не кидал говно лопатой, стоя в нём по щиколотку. Опустим подробности, раз автор их вообще не представляет.
Сюжет основан на взаимном притяжении трудовика и мальчика-изгоя. На первом месте стремление защитить слабого, это понятно и внушает уважение. На втором – смутное желание оттрахать… Самого слабого и беззащитного или всё-таки симпатичного? Ну, пускай это станет инвариантом любовной линии. Не в этом дело. Автору не удалось правдоподобно изобразить бывалого мужика сорока с лишним лет. Полицейского, отслужившего «на земле» двадцать четыре года и считающего недостойным перевестись в канцелярию. Комиссованного, вероятнее всего, по состоянию здоровья после ранения. Что же мы видим по тексту? Детскую наивность и грубейшие ошибки поведения с юными уголовниками, женщиной-замом, отсутствующим директором и вышестоящим руководством местного аналога Федеральной службы исполнения наказаний вне стен конкретного заведения. Будь Рэдмен двадцатилетним выпускником-педагогом и восторженным волонтёром, в него можно было бы поверить. Так – нет.
Вторая и последняя сильная вещь рассказа – записка, адресованная забитым мальчиком своей матери. Коротко, живо и страшно. Увы, ни она, ни название, ни мистический выверт концовки не способны вытянуть произведение. Оно растянуто, и все длинноты почти целиком состоят из грубейших ошибок фактологии. Прямо говоря, К. Баркер ничего не знает ни о месте действия, ни о том, как оно функционирует, ни даже о личности, опыте и профессиональных навыках главного героя. Ни рождение культа в замкнутом сообществе, ни сравнение людей со свиньями (вплоть до неспособности поднять голову, чтобы увидеть пропавшего паренька) не в состоянии хоть что-то исправить при настолько инфантильном исполнении. Тот же «Плетёный человек» в обоих вариантах взрослее, интереснее и правдоподобней. И жути в нём больше.
***Секс, смерть и сияние звёзд
Вам когда-нибудь предлагали сделать минет в театре? Мне – нет. А хотелось бы? Гм. Честно… трудно ответить. Не получить бы вместе с согласием то, чего совсем не ждёшь. Вопросы с подвохом, и потому ответ неоднозначный. Как-то всё это подозрительно: полумрак, роли, вуали, маски. Всё не то, чем кажется. Да и в театр обычно за другим ходят. И вообще, что за пошлятина?! Простите, но только она полностью отражает содержание и воздействие данного рассказа. Как ни странно, именно его я считаю лучшим и коронным произведением сборника. Почему? Сейчас попробую объяснить.
Художественная реальность полностью отвлечена от реальной действительности: гримёрка, сцена, репетиции и, наконец, представление для зрителей. В уже почти закрытом и проданном театре «Элизиум» ставят «Двенадцатую ночь» У. Шекспира. Закулисная возня и шашни актёров, режиссёра и продюсера. Игра с читателем и сплошные намёки. Загробный мир на вывеске, последний – Крещенский – вечер Двенадцати дней Рождества (Святки) и названная в его честь комедия. Выстроенная, между прочим, на сходстве разнополых близнецов и путанице, которую они вызывают, переодевшись. Авторский акцент на игру, без всякой попытки жизнеподобия.
Персонажи ставят романтическую комедию, а К. Баркер превращает её в безумный фарс. Всего-то и понадобилось, что спарить Святки и День мёртвых. Никакого прорыва духов из первого рассказа. Никаких убийств и насилия над личностью из второго. Нет борьбы за душу, как в третьем. Нет заговора и культа из четвёртого. Забегая вперёд – нет и тотального безумия ирреальности шестого. Нет, на самом деле всё перечисленное здесь есть – но в формате карнавала. Вроде и палками по голове бьют, и насмерть затоптали в толпе кого-то, и ведьму живьём сожгли, и присунули кому-то без спроса – и всё равно ощущение народного праздника. Эх, пить будем, и гулять будем! А смерть придёт – помирать будем!
Рассказ будто пляшет от шекспировского «весь мир – театр». Только у К. Баркера актёрами становятся ещё и мертвецы. Само понятие жизни истончается и утрачивает смысл: если жизнь играют, то кто тогда по-настоящему жив? Посредственные живые или талантливые мёртвые? Так в чём разница, если мёртвая любовница сосёт лучше живой? Светильники-звёзды на небесах-софитах освещают бродячую труппу, решившуюся покинуть кладбище – уж не в поисках ли Мидина? Ведь он появится у К. Баркера позже, в «Племени тьмы». Кто знает.
***В холмах, городах
Это второй заметный шок-контент первого тома «Книги крови». Второй рассказ после «Секса, смерти и сияния звёзд», метод реализма к которому неприменим принципиально, априори, аксиоматически. И также второй по значимости в сборнике по моему мнению. Чёрный сюр, атеистический И. Босх, стремящийся к смерти Ф. Рабле. Да, была взбесившаяся человеческая протоплазма у Э. Р. Берроуза в марсианском цикле, был некроголем-гигант в «Колоссе из Илурни» К. Э. Смита. Но это всё не то. Никакой героики и никакого реализма, и только эпическое безумие человечества в мифологических масштабах.
Завязку поначалу можно принять за эпатаж: два гомосексуалиста в медовый месяц устроили себе автомобильное турне по Европе. Высококультурный учитель танцев и обеспокоенный советской экспансией журналист регулярно трахаются, но в кадре К. Баркер демонстрирует только обнажённые торсы и вкус спермы в поцелуе. Автоирония персонажа и автора тут же пытается сгладить потрясение читателя-гетеросексуала. Любовники страдают тем же комплексным набором скандалов и противоречий, что и сошедшиеся лишь на основе красивых тел и секса мужчина и женщина. Сразу понятно, что длительного союза меж ними не будет. Более чем забавна внутренняя градация гомосексуалистов на геев, голубых и педиков – в переводе М. Массура.
Сюжет застал парочку в Югославии. В праздник, проводимый раз в десять лет. Фестивали с использованием кукол-гигантов проводятся по всему миру, включая и Европу. Здесь участвуют всего два никому не известных городка – но как! Люди не только слипаются в одно существо, но действительно теряют личность и самосознание, действительно становясь Городом. Для двух чужаков отголосок пропущенного праздника произвёл впечатление толчка земли под ногами и ядерного гриба, вырастающего за рядом соседних холмов. Что это? Поле битвы? Последствия эпидемии? Катастрофа? Кругом, насколько хватает глаз, только кровь, трупы, куски трупов и содрогающиеся, потерявшие от боли разум изувеченные тела.
Снова чувственная, образная и эмоциональная картинка, как в первом рассказе. Но разница, как между пощёчиной и ударом лопатой плашмя. Нет ни вопросов, ни ответов, одно только бредовое видение. Но на этот раз оно погружено в социум, политику, мировую культуру и мифологию. Пара очень разных, но одинаково ненавидящих друг друга любовников, не способная дать потомство по определению. Ужасы Первой мировой войны, породившие сюрреализм. Двое братьев-великанов, основателей городов из народных преданий. Пытающееся родиться вновь колоссальное существо, из расчленённого трупа которого был создан весь мир. Наконец, извечно человеческое желание быть частью чего-то большего и коммунизм.
***
В первом томе «Книги крови» творчество Клайва Баркера ближе к weird fiction, чем к хоррору, и чем-то напоминает Нила Геймана. Оно больше поражает, чем пугает. Жизненный опыт и талант автора таковы, что чем больше вещь отвлечена от реальной действительности, тем лучше удаётся ему. Он оторван от земли, как и большинство горожан. Фактологию произведений, сюжет которых требует обращения к реализму и конкретных знаний, К. Баркер проваливает напрочь. Прикрыть сей недостаток фиговым листом «мальчишеских ужасов» не позволяет сама специфика его произведения.
Фабула всех шести историй проста. Сюжет изобилует подробными описаниями ненормальности происходящего, ощущениями, эмоциями и мыслями персонажей по этому поводу. Художественная реальность воспринимается безумной, от лёгкой повёрнутости до прорыва хаоса. Время в критические моменты способно безразмерно растягиваться. Стиль объединяет высокие чувства, странные мысли, непристойные устремления и неприкрытую чувственность. Гомосексуальные эпизоды автор использует наравне с гетеросексуальными, без выпячивания. Герои не обязательно девиантные, но всегда чудаковатые изгои.
Смерть присутствует постоянно, во всех рассказах сборника, но самоцелью не является. Её появление лишь знаменует начало истинной истории. Расчленёнку и жестокость автор применяет без смакования и даже с некоторым изяществом. Заостряет внимание на отдельных деталях так, что общая картина остаётся на откуп читателю. Во многом приём срабатывает благодаря подаче этих деталей посредством потрясённого сознания персонажа: красная-красная кровь, белая-белая кость, болючая-болючая рана. К сожалению, кинематограф передать эту особенность К. Баркера в экранизациях не способен.
Из-за большого объёма статья порезана на тематические части, которые опубликованы под каждым рассказом соответственно: